волосатое брюшко, пошел через сени во двор, к умывальнику. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить дочь, - теща-то уже тоже не спала, у стариков так уж... И был весьма удивлен, когда услышал из комнаты Дашки её голос. Девочка уже не спала, мало того, речь её не звучала заспанной. Он оживленно с кем-то беседовала, как он сначала подумал, по мобильнику... Федор мысленно подивился, и вышел во дверь, где быстро ополоснулся нагревшейся утренним солнышком водицей, почистил зубы и вполне довольный вернулся в дом. Хотелось покурить. Соображая, куда вчера вечером сунул сигареты, Федор Владимирович задержался в сенях, и услышал звонкий смех дочурки через дверь.
"И с кем это она так щебечет?" - спросонья озадаченно подумал он, машинально толкнув дверную ручку, приоткрывая дверь в дочкину спальню, и уже задним умом соображая, что, наверное, следовало бы постучать...
Дашка стояла у окна, облокотившись на подоконник, и оживленно общалась с кем-то в палисаднике. Сначала Федор не понял, а потом дошло - под окнами дочери стоял шезлонг, в котором любила сидеть в промежутках между трудовыми свершениями любезная теща. И услышав с улицы голос карги, он уже ничему не удивлялся - бабка читала Дашкин женский журнал, и комментировала содержание, по-стариковски категорично и от этого смешно. Дашка увлеченно объясняла ей смысл слов "фьюжн" и
"гламур", и смеялась над сварливыми словами бабки.
Федор улыбнулся, и хотел было уже украдкой закрыть дверь, но не удержался, чтобы не окинуть взглядом стоящую на фоне большого окна Дашку. "Совсем взрослая-то уже девка", - умильно подумал он, машинально-оценивающе погладив взглядом крепкую круглую попку, сильные ножки с красивыми впадинками под коленками, крутые бедра и нежную талию, с чуть наметившимися складочками на боках. Дашка пошла и в мать, и в него - в него она высокая, ладная да сильная, а от Галины достались густые каштановые волосы, карие глаза с искринкой, румяные щечки с ямочками длиннющие реснички и пышная, третьего размера, тугая грудь. Наверное, когда Дашка ложиться, титьки у ней тоже не расползаются в блины, а гордо возвышаются, будто две горки с острыми коричневыми вершинками...
"Тфу ты", - рассердился Федор сам на себя. Нашел о чем думать. Вот что безбабье с мужиком сделать может! Чтобы как-то сгладить мысленную вину от допущенного срама, он без колебаний подошел к девочке сзади и сугубо по отчески обнял её круглые мягкие плечики. Дочка в первую секунду от неожиданности дернулась. Но как только поняла, что это не кто-нибудь, а папка родной, успокоилась, и доверчиво прижалась к нему всем теплым телом, прикрытым только легонькой ночнушкой. Блаженно улыбаясь, Федор поцеловал дочку в макушку, вдохнув густой пряный запах её нагретых солнцем волос... Такие вот минуты нежности у отца и
дочери случались нечасто, так уж Федор был воспитан. Конечно он очень любил дочку, но уж как-то привык с дества, что с детьми сюсюкаться не принято... И не сюсюкался.
А вот, оказывается, как на самом деле это важно, чтобы дочка почувствовала ласку и нежность...
Так он простоял с минуту, прижав дочку к себе, дыша её запахом и
слушая её беседу с тещей, которая и не подозревала о его присутствии. Это было даже интересно, - с внучкой теща держала себя совсем не так, как с ним. И ничего даже, вполне приятная пожилая женщина! Зачарованный такой метаморфозой, он заслушался, и из состоянии блаженного утреннего ступора его вывела вновь неизвестно откуда возникшая мысль, - а ведь дочка-то стоит перед ним в классической для ебли позе. "Раком" стоит, если точнее...
И её крепенькие ягодички от его члена отделяет только тонкая ткань ночнушки, да его собственные семейки. Не успел он сам должным образом осознать суть этого открытия, как его член явственно стал твердеть. Первой реакцией было отпрянуть от дочкиного тела назад, чтобы она ничего не почувствовала, - но это столь грубо бы нарушило
ощущение спокойствия и душевного равновесия обоих, что он не рискнул. Хотя о его равновесии и душевном спокойствии уже очень скоро можно было только мечтать, - какая-то часть сознания, несмотря на все уговоры и угрозы, продолжала его настойчиво информировать, что у него в объятиях молодая зрелая девка, причем в позе наипервейшей готовности. Запах дочери показался вдруг возбужающе-мускусным,
он почувствовал близость её тела каждой клеточкой своего, руки на мягких плечиках непроизвольно сжались сильнее. Он отстранился все-таки назад, не совсем, а настолько, чтобы окончательно набравший силу хуй не касался девочки.
Надо уже это... Уходить. И подрочить, что ли. В самом деле...
Но тут случилось нечто, что потрясло Федора Владимировича куда сильнее. Дашка, чувствуя, что он подался назад, не выпуская её плеч, вдруг двинула попкой к нему, разом уткнувшись в твердый передок... Федор затаил дыхание и замер. Но Даша не отстранилась, и ничего не сказала, а наоборот, подалась к нему еще раз, явственно потеревшись ложбинкой между ягодичками по его хищно оттопыривающему
трусы концу... Один раз, затем еще раз, уже как-то ... требовательно.
Чувствовалась, что она удивленна, но ни чуть не боялась, и с любопытством ожидала его реакции.
Поскольку сразу её не последовало, - Федор Владимирович был слишком ошарашен, она изогнула поясницу уж вовсе по-кошачьи и потерлась о его естество уже явно-настойчиво. Такого Федор вытерпеть уже не смог, и машинально двинулся навстречу её широкому тугому крупу, дав дочке почувствовать всю переполняющую его силу...
Самое поразительное для Федора было то, что Дашка ни на секунду не прекращала размеренной беседы с тещей, - разве что слова её стали какими-то слегка рассеянными. Но голос не изменился, и когда она терлась попкой о твердый член отца, теща ни мало не заподозрила, что внученька занята чем-то, помимо разговора с ней!
Теперь они уже не прощупывали почву, а целенаправленно ласкали друг друга.
Дашка, высказывая теще свое мнение по поводу актера Ричарда Гира, поймала ладошкой правую руку отца, убрала её со своего плеча и переложила под бретельку ночнушки, на восхитительную нежность правой грудки с твердым сосцом. Признаться, осатаневший от желания и потрясения Федор оказался не способен на изысканные ласки, и довольно таки грубо сжал нежно-упругую горячую сисечку мозолистой ладонью. Другую руку он совершенно автоматически запустил дочке под подол,
задирая его, и скользнул ладонью по крепкому белому бедру, напряженным ягодицам,взъерошил клинышек волос на лобке, огладил животик, и остановился на второй груди, для
