напряжение росло, я энергичнее задвигал тазом, подбрасывая его на кровати. Аннушка вдруг порывисто встала, произнесла что-то типа:
- Чего уж пропадать-то добру, - наклонилась и достала из-под ложа фужер тонкого стекла.
Затем она, пока я ещё не успел удивиться и испугаться, вновь подсела ко мне, держа бокал в одной руке, а другой, продолжив насаживать на свой кулак мой член. Движения её ускорились, как будто она заспешила. Её движения напомнили мне дойку коров, когда-то виденную по телевизору. Я же чувствовал внутри себя огромное, нарастающее давление, как готовящуюся взорваться бомбу. Тело срочно искало возможность высвободить из себя эту атомную энергию, выплеснуть её наружу, не дав взорваться внутри. Я зажмурил глаза, однако ощутил стеклянный край бокала возле крайней плоти. Если ведьма хотела поймать мой взрыв в бокал - она сделала это вовремя. Я застонал и задёргался всем телом. Снизу, из-под яичек, пройдя по всему стволу члена, сквозь кулак знахарки, в стекло ударило несколько порций моего густого семени, «молофьи», как мы называли её в школе с мальчишками. Лицо Аннушки светилось довольной улыбкой, она ловила заряды белой, кефирно-кисельной спермы, бокалом. Я же продолжал спазмы тела, выдавливая каждый раз всё меньшие струйки, пока несколько раз не дёрнулся вхолостую, выдав лишь по бледной капле. Где-то в глубине сознания вспомнились слова «взрыв назревает». Теперь я понял, с чем это было связано.
Анна Ивановна не дала мне додумать до конца и расслабиться, поскольку заинтересовала своими действиями. Она вновь встала, присела и выпрямилась, держа в руке картонную коробку. Из неё она извлекла маленькое пёстрое яйцо, похоже, перепелиное, несколько мелких пузырьков и склянку с порошком. Стукнув яйцо о край бокала, она выпустила его в сперму, быстро долила понемногу из каждого пузырька, всыпала весь порошок. Затем размешала всё мизинцем, с чувством облизала палец и поднесла фужер к губам. Если бы за пару часов до этого я не видел, как она выпила грамм 300 вина, то, глядя на выражение лица, можно было бы подумать, что ведьме не давали пить, дня два, а то и три. Наслаждение напитком, непонятное мне, бросалось в глаза. Знахарка с замиранием, смакуя каждую каплю, втянула в себя скромную порцию. Лишь затем, томно открыв глаза, взглянула на меня, явно сообразив, что я ничего не понимаю, ошарашен происходящим и увиденным, и поспешила взять ситуацию в свои руки, отвлекая меня разговором.
- Ну вот, теперь ты подготовлен к лечению.
«Ничего себе, это была только подготовка, каким же тогда будет само лечение?» - подумал я, а в слух лишь глупо сказал:
- Ага.
На самом деле особо подготовленным я себя не чувствовал - пустота и усталость, хотелось подремать, накрывшись одеялом, тем более, голое тело стало остывать, и пошёл озноб. Я оглядывался в поисках какого-нибудь одеяла. Одеваться видимо не придётся – «лечение» должно было продолжиться.
Но не зря же Аннушка показалась мне ведьмой. Она почувствовала моё состояние, принесла мне большой и тёплый махровый халат и заявила:
- Посиди, сейчас я тебя подкормлю слегка. А потом совместим полезное с приятным.
Голос знахарки был пока прежним, но взгляд уже изменился. Если раньше он был добрым, поддерживающим, чуть лукавым, то теперь, как мне показалось, в знахарке, которую я всё чаще называл про себя ведьмой, просыпалось что-то другое. Хищное, требовательное. Она слегка разрумянилась, движения стали гибче, пружинистей. Взгляд затуманился и потянулся поволокой. Она облизнула губы и вышла. Вскоре, десяти минут не прошло, Аннушка принесла поднос, на котором стояли дымящаяся яичница с ветчиной, салат из каких-то даров моря и два больших бокала с красным вином. Глядя, как улепётываю еду - вдруг проголодался - ведьма тянула вино, заедая его маленькими кусочками сыра. Вела она себя по-прежнему приветливо и спокойно, но мне чудилось нетерпение. Казалось, она подгоняет меня взглядом. Еда и вино сделали своё дело. Я расслабился, вздохнул полной грудью и почувствовал в себе прежние силы.
Знахарка заметила это, и, поговорив со мной ещё минут пять о девчонках, которые мне нравились в школе, стала теребить пуговицы своего платья. Я насторожился. Она поняла это по-своему и неторопливо, поглаживая и пожимая своё тело начала расстёгиваться. Платье упало. Ведьма осталась в белых чулках на белом же ажурном поясе. Её трусики и лифчик, с не меньшим количеством вышивки, чем на поясе, так же отсвечивали белизной в полутьме комнаты. Свечи оплывали, и Аннушка пошла их поправить, поворачиваясь, как бы невзначай, всеми сторонами своего тела. Где-то внизу у меня вновь шевельнулось. Я во все глаза разглядывал полуголую знахарку. Тело её показалось мне по сравнению с фигурками одноклассниц, несколько полным, чуть тяжеловатым. Но это не портило её, напротив, добавляло прелести, поскольку несла она его с изяществом и достоинством. Она выглядела как спелый, полный сладкого сока плод.
Она вновь подошла ко мне, и я застыл в предвкушении нового «лечебного сеанса». Ведьма села рядом со мной, и, как и в первый раз, начала с негромкого бормотанья и пассов руками. Вероятно, это были какие-то заговоры, но про лечение я снова быстро забыл. Вновь, как уже было, по моему телу разлилось тепло и покой. Силы мои прибавлялись, я физически ощущал энергию, текущую по мне. Направления пассов Аннушки опять приближались к паху. Моя энергия, влекомая её ладонями, приобрела тоже направление. Ведьма изящно нагнулась и наклонилась к моим коленям. Показался язык, который легко побежал от правой коленки к паху, иногда останавливаясь и перемежаясь поцелуем. Ведьма развязала полы халата и раскинула его по обе стороны от тела. Несмотря на то, что мне было не холодно, иногда, ни с чем не связываясь, ко мне подступали мурашки. Продолжая ласкать мои ноги языком, ведьма подключила руки, и мурашки прошли. Её ладони ласкали всё выше и выше, касаясь яичек. Мой член пошевелился и начал напрягаться. Я ждал, что она вот-вот начнёт целовать его и яички. Однако не тут-то было.
Отдав должное моим ногам, Аннушка пересела, заняв место у меня над головой. Наклонившись надо мной, ведьма медленно, круговыми движениями начала ласкать плечи, затем грудь и живот. Движения ладоней, очертив круг, почти всегда оканчивались возле моих сосков. Заканчивая очередную серию пассов, знахарка слегка сжимала и пощипывала соски, слегка выкручивая. Поначалу это чувство было непривычным и даже болезненным, однако, погружаясь в ласковые руки ведьмы, я получал от этих пощипываний всё больше удовольствия. Член уже полностью напрягся, налился кровью и стал отзываться на ласки вместе с остальным телом, слегка подрагивая. Ладони ведьмы продолжали блуждать по моему телу, а я подумал, что вероятно, «по традиции», скоро наступит время языка. И не ошибся. Наклонившись низко надо мной, Аннушка начала пляску языка: ласкала мою грудь и живот. Её язык был то мягким, ищущим, то жёстким, настойчивым, чуть ли не колющим.
Но меня в это время отвлекло другое - она наклонилась, и её тело впервые оказало так близко, на расстоянии нескольких сантиметров от меня. Я раскрыл глаза, разинул их, впитывая представшее передо мной. Нежная кожа, плавные линии переходов тела, чашечки лифчика, болтающиеся перед моим носом, и готовые лопнуть от полноты своего содержимого. Ведьма не налегала на меня, лишь слегка трогала своим телом, и я чувствовал, что это некая игра.
Поцелуи груди ходили по мне кругами, заканчиваясь поочерёдно на одном из сосков. Аннушка дышала на них, посасывала, покусывала, теребила носом, доведя меня до прерывистого глубокого дыхания. Однако эта была игра не в одни ворота. Когда я посмотрел на её лицо, я понял, что знахарка заводила тем самым и себя. Заводила медленно, но верно. Её глаза стали чуть пьяными. Ноздри раздувались. Она была прекрасна какой-то внутренней первобытной силой. Различия в возрасте и опыте стирались между нами с каждой минутой, и я понял, что это заслуга ведьмы. Она не стеснялась будить природу во мне, будила природу в себе прямо на