заниматься этим сейчас, когда у противоположной стены спит его мать, - подумал я, прислушиваясь к стону дивана под нами и дыханию женщины.
Мне было неловко. Тем не менее, я не стал сопротивляться, что бы не вызывать ещё большего шума, а только приподнял зад. В благодарность за это, одноклассник ловко зацепил резинку пальцами ноги и быстро сдернул её с меня вместе с трусами.
Ещё вчера я сам «…срывал с него одежды», а сегодня моё полусонное состояние вводило его в изумление.
-Ну, ты, что не хочешь?
-А, как же мама?
-Мы потихоньку.
Я чувствовал, что друг на взводе. Ощущая мою холодность, он не стал форсировать события. Уткнувшись своим возбужденным членом в мою ногу, Вадик стал нежно массировать мне промежность и всё, что в ней находилось.
Четыре дня назад он приехал из деревни от своей бабки и я сразу прибежал к нему. Зачем? Да за этим же. И он тоже соскучился по мне. А теперь, видите ли, мне не ловко.
В пятнадцать лет хочется всегда. Я сдаюсь. Я поддаюсь его ласковым рукам. И он чувствует, как напрягаются мои члены, как оживает, дремавший до этого времени, мой зверек.
Вадик осторожно ложится на меня. Я не против этого. Поэтому, пропуская сквозь себя, обхватываю его мокрый и упругий член ногами. И тот, проскакивая мошонку, скользит между моих ягодиц.
От противоположной стены доносится ровное дыхание. Страх, быть застигнутыми за «непристойным» занятием, подстёгивает и толкает к краю пропасти. Ухающий стон дивана, сопение Вадима, гремят в ушах, возбуждающим болеро. Вадик уже на краю. Он добежал первым и тормозит, чувствуя, как я догоняю его. С разбегу прыгаю в пропасть и через две – три секунды слышу сдавленный стон от его полета.
Вокруг сыро. Я не обращаю на это внимание. Я засыпаю сразу, как только Вадик сползает на белое поле простыни. Его руки ещё не отпускают меня. Но у меня был трудный день, и я засыпаю под нежными прикосновениями друга.
Последнее, что я слышу - ровное дыхание от противоположной стены.