их четырнадцатилетний сын, Серж. Он прекрасно владел английским языком, и, честно говоря, без него я и трое суток не вытерпел бы в этой ужасной стране.
Ты тоже считаешь, что СССР был империей зла? А что ты можешь помнить или, тем более, знать об этой державе, мальчишка, вылупившийся на свет в начале восемьдесятых?
Убогость и нищета в этой богатой стране удручали. Один солнечный лучик в эти морозные дни согревал меня, это Сержик. И даже врожденный порок, сделавший его ножку неуклюжей, не мог испортить красоту его лица, стройность тела и душевную притягательность от которой нельзя было отмахнуться.
А ты думаешь, что я трахаюсь со всеми подряд? Нет, у меня тоже есть идеалы и свои пристрастия.





*Психологический портрет мальчиков допубертатного возраста в период полового созревания, обусловленный климатическими, расовыми и религиозными составляющими воспитательного процесса.
Я влюбился в него с первого взгляда. К тому времени у меня уже были знакомые мальчишки в разных странах, вроде тебя малыш. Он же отличался от них своей бескорыстностью. Он не требовал взамен ни денег, ни игрушек или еще какой-нибудь ерунды. А любовь я отдавал ему с удовольствием и радостью.
Нет, нет! Я не забыл про тебя, мой зайчик. Если бы ты мне не понравился, я не предложил тебе отобедать в Макдональде, там, на берегу залива. А потом поехать со мной в гостиницу. Думаю дырка в правом кармане твоих брюк не случайна. Я видел, как ты сидел на скамейке в парке, засунув руку в карман, и машинально теребил вот эту вещицу. И, потом, когда в такси я положил руку на твои джинсы, ты мог отдернуть ее и выйти в город. Вместо этого, ты прижался ко мне, как залезает котенок под брюхо матери, подставив моей руке свое сокровище.
Так вот, Серж.
Не знаю, были у него какие-то планы, но я даже и не думал, что мы можем заниматься с ним чем-то, кроме культпоходов по городу и экскурсиям по музеям. Зная о пуританском воспитании в вашей стране, хорошо – хорошо, в их стране, я не предполагал, что первая же ночь, проведенная в его доме, сблизит нас как старых закадычных друзей. Друзей, у которых нет запретных зон и тем, нет проблем с принятием любого решения.
После Третьяковки мы едва дотащились до его дома. Там за ужином я узнал, что в Ленинграде есть музей этнографии Народов СССР. Я решил на завтра поехать дня на три в Ленинград, если, конечно, Серж согласиться меня сопровождать. Мы не спеша, обсуждали эту затею. Было поздно, и родители предложили мне остаться у них на ночлег, чему очень обрадовался мальчишка. И тут же вытащил из шкафчика кровать – раскладушку. Глядя на замершие окна, я согласился. Перспектива тащиться в мороз до гостиницы меня не вдохновляла.
Он сел возле меня на свой диван, который уступил мне на эту ночь, и стал засыпать вопросами. Но свои главные вопросы он задавал шепотом и вскользь, наверно, боясь, что я его неправильно пойму или, что бы родители, спящие за стеной, не слышали нашего разговора.
Так, ведя шпионский раут, я машинально просунул руку в разрез на его странных штанах. Кажется, они назывались кальсоны. Да – да, кальсоны. Он попытался встать. И то, только потому, что я обнаружил в этой теплой пещере не просто мальчишеский пенис, а возбужденный, доведенный до отчаяния, член, готовый вырваться наружу. Я помог руке мальчика найти такой же предмет у меня, и Серж сдался.
Как жутко скрипел диван. Мне казалось, что он разбудит всю кремлевскую многоэтажку. Но мы доверились друг другу, и я не в праве был останавливаться. Там, под тканью этих теплых кальсон наши члены встретились и, скользя друг об друга, отправились в страну оргазма.
Он не обнимал меня, но и не отталкивал от себя, хотя, легко мог сбросить мое тело на пол. Петушок мальчика лишь слегка припал, пока я просовывал своего «парня» в раздвинутый гульфик кальсон, и тут же стал твердым, ощутив скольжение моего члена на себе. Я понял, что надолго Сергея не хватит. Стиснув зубы, он пытался сдерживаться, чтобы не закричать. Да, нам достаточно было стона пружин. Но когда он стал подо мной изгибаться, я обхватил его рот своими губами, и только сдавленное «Ах..х» полетело по комнате, сообщая всему миру о наступлении Новой Эры. Я не видел, но чувствовал, как огромные волны раскачивали почти безжизненное юное тело, а душа вытекала из маленького отверстия семенного канальчика.
Через минуту, уткнувшись в подушку лицом, я впился ногтями в его плечи, и моя сперма слилась с его, еще не высохшей, спермой.
Малыш, что ты делаешь со мной? Когда я успел проникнуть в твою теплую норку? Теперь не обессудь. Я буду трахать тебя прямо на этом столе. Среди копченостей, икры, йогурта, коньяка и фруктов. И когда подойдет время, я буду кричать о наступлении Новой Эры, пока последние капли не покинут маленькое отверстие на большой головке.
Мне пора.

Двухместное купе спального вагона было жарко натоплено. Я поторопился, снимая с Сергея эти несуразные, забрызганные прошлой ночью, кальсоны. Они хоть как-то скрывали убогость нездоровой ноги. Вид голого мальчика, ладно скроенного до самого кончика и обделенного природой на одну ножку, вызывал жалость. Он и сам стеснялся своего уродства. Горькая усмешка пробежала по его лицу, когда он увидел, как предательски опал мой «the cock» при взгляде на его ноги. Он отвернулся к переборке и тихо заплакал.
Я ненавидел, я презирал себя. Я что не видел, как он ходит? Как рассекает воздух длинными руками? Как быстро устает? Как неуклюже встает и неуверенно садится? А трахаться с ним под кальсонами было удобно? Я же видел, как утомлены и счастливы были его глаза, оттого, что кто-то принял его как равного. Я еще входил в вагон, а плоть уже рвалась наружу в предчувствии сладенького. Хотел видеть его малыша, такого гладкого и податливого на ощупь. И вот, на тебе!
Я вижу, как вздрагивает его голое тело; как откидывает он мою руку, прикоснувшуюся к его наливной попке. Как он перестает плакать, раз за разом, отодвигая мою руку от своих персиков, отчетливо сознавая, что она, моя рука, вернется туда снова.
И, о боже! Мой «the small elephant» нехотя поднимает свой trunk, оповещая о неуемном желании. Я укладываю его на полку радом с Сергеем, прижимаюсь им и всем телом к мальчику.
Серж все чувствует. Он уже не отбрасывает мою руку, ласкающую его хоботок. Но он еще не знает, чем придется расплатиться, за это пробуждение слона. Пока он только разворачивается ко мне, подставляя себя моим ласкам. Он не помогает, но и не мешает мне, заняться необходимыми приготовлениями его дырочки.
Он думает, что я надел эту презабавную резинку, чтобы не обрызгать его живот, как это было прошлой ночью. Скорее всего, когда он поймет, в чем дело, он станет сопротивляться. Но я заморочу ему голову, задрочу его бойскаута до отрыжки, закусаю его соски, и когда он будет стонать от своего желания, я войду в его обезумевшее тело, уже не встречая сопротивления. I shall fuck you today, my boy.