Естественно, и я, и мои сверстники, знали, что между взрослыми мужчинами и женщинами есть что-то такое, о чем не принято говорить вслух. Это «что-то» называлось и «любовью», и «сексом» и ещё кучей уже матерных слов, однако живого интереса к себе не вызывало. На каком месте оказалось бы это «что-то» как его не назови, по сравнению с тренировками, рыцарскими и приключенческими книгами, походами, интересом к холодному и огнестрельному оружию, купанием на водной?

Этот список мог бы продолжаться бесконечно, и только где-то в конце обнаружился бы маленький, неказистый половой интерес. И чем он себя проявлял, до поры до времени? - Хихиканьем при виде целующихся пар или занятых воспроизводством потомства кошек и собак.

На каком-то этапе половое созревание переходит в ускорение и как опытный революционер, занимает «мосты», «телеграф», «телефон». Сам этот процесс я не уследил в своём развитии, теперь кажется, что одним ранним утром, я встал на пробежку уже не тем мальчиком-ребёнком, кем беззаботно уснул накануне. И с этого утра, имеющего очень приблизительную дату, я попал под власть могучего Полового инстинкта. Впрочем, есть одна веха, на которую можно указать вполне достоверно, её я и буду считать рождением юности.

Веха эта – моя первая мастурбация, первое очень сильное и по настоящему взрослое переживание в моей половой жизни. Я уже не мало слышал об онанизме или «суходрочке, от которой волосы на ладонях растут», и представление о процессе имел, но ещё не пробовал. Сподвиг меня на первый опыт, товарищ по тренировкам. Хотя и был он годом моложе, однако в этом вопросе оказался продвинутей. Достаточно простосердечно, он сознался мне, что иногда дрочит и получает от этого огромное удовольствие.

Долго ждать я больше не стал, и тем же вечером, за плотно запертой дверью ванной комнаты и под шум крана, свершил это обрядовое действо. Ощущения в момент эякуляции, были на столько сильны, что я едва удержался на ногах в потемневшей и пошатнувшейся комнате. Ощущая слабость во всём теле, и в коленях особенно я смыл сгустки и капли сыроватой и тягучей жидкости со стенок ванной и шагнул во взрослую половую жизнь.

Шагнуть то я шагнул - да кто меня там ждал. В стране Секс новоявленные граждане-подростки, за очень редким исключением существа совершенно бесправные. Собственно, к цивилизованной жизни в центральных областях доступа нет совершенно. Не знаю как оно теперь, но я, в те годы, прозябал на самой периферии, с грустной надеждой глядел на огни больших городов, и довольствовался регулярной дрочкой своего, уже не маленького, дружка.

Сколько томов со времён Фрейда написано о галактической важности правильного полового развития у мальчиков и девочек, но среди сверстников я так образованного человека и не узрел. Все были самоучками или ходили в учениках у «бывалых пацанов». Мужчинами, большей частью, становились в конце длинной очереди к изрядно пьяненькой Катьке-Светке, совали прибор в хлюпающую промежность, изливались, и с того момента секс, при всей его сладости, уже не мог быть красивым, возвышенным занятием. К женщинам, теперь, они относятся по разному, но их гениталии считают «грязными».

Кому-то везло больше, на их пути взросления встречались девушки или женщины с опытом. Вообще странно, что на этом этапе подросток остаётся один. Нас с детства, в подробностях учат всем премудростям правильного поведения в социуме, от завязывания шнурков, до этикета на приёме, по случаю получения Нобелевской премии. А искусство физической любви мужчины и женщины, как выпало из обучения, с крахом Греко-Римских богов, так и не может вернуться. Статьи «Растление несовершеннолетних» боится.

В тринадцать-четырнадцать лет я был развитым подростком: физически здоров, высок, серьёзно занимался спортом, легко успевал по всем предметам, на хорошем счету дома и на улице. Это «на хорошем счету» сложилось с детства, меня любили и уважали, я привык к этому и делал всё от меня зависящее для поддержания образа подающего надежды мальчика. Ну, что же, желание нравиться и быть любимыми – естественная потребность для ребёнка. Только во мне она помножилась на чрезмерную требовательность к себе, а любая чрезмерность благом не плодоносит.

Надо ещё упомянуть о моём, пышно цветущем, внутреннем мире; мире грёз, фантастических приключений, идеализаций; мире, где я был безупречно смел, силён, красив; мире, где я побеждал всех врагов и где все восхищались мной. Моё Эго желало быть идеально-блестяще-восхитительным не только в фантазиях, но и в реальности. Что бы я не делал оно требовало большего: больше бегать, отжиматься, подтягиваться; больше читать, лучше писать.

Оно хотело, что бы я был лучше всех чуть ли ни везде и во всём: учебе, спорте, танцах, уличных поединках, и даже прыжках со стометрового трамплина – хоть не было ни трамплина, ни необходимости с него спланировать. Конечно, это невозможно! - Живи мальчик, наслаждайся жизнью, солнцем, вдыхай чистоту и беззаботность детства.

Благой совет, прислушаться бы и следовать ему. Так нет же, Эго ваяло из мальчика супер героя. Как я ненавидел и терзал себя за малейшую слабость, нерешительность, за то, что не успел, не сообразил, оказался слабее. От этого самоконтроля и постоянной мобилизации сил члены мои стали терять природную гибкость, упругость и лёгкость движения.

От морального облика, естественно, требовалось то же самое: кристальная честность, верность в дружбе, отсутствие порочащих наклонностей и связей. Секс же, в годы моего полового созревания, полностью реабилитирован ещё не был. Ни кто с ним уже не боролся, и наличие его как естественной потребности в получении удовольствия уже признавалась, но ещё не столь открыто.

Спокойно, без стыдливо бегающих глаз, нелепых пауз и краснеющего лица, благопристойные граждане говорить о нём, ещё не умели. Мои интеллигентные родители были из их числа, секс или эротизм если и жил в нашем доме, то настолько неосязаемо, что проще сказать - его не было вовсе. Как образцовый мальчик публично демонстрировать свою сексуальность я боялся, считал чем-то недостойным.

Мои менее амбициозные сверстники позволяли проявляться природным инстинктам, подглядывали за девочками, потискивали их, таскали порно картинки, травили байки о приключениях. Я же стыдился этого. Чем больше нравилась девочка, тем трудней с ней было общаться. Я чувствовал себя виноватым за те «грязные штучки», что проделывал с ней накануне в своих фантазиях. От этого появлялась неловкость и напряжение, мысли никак не хотели воплощаться в слова и было не просто изображать спокойствие на лице.

Дома, наедине, можно делать всё что угодно, на людях же, нужно было строго следить за тем, что бы никто не заподозрил во мне нечистоплотных помыслов. Я стал, даже, бояться внимательно смотреть на симпатичную девочку, её грудь, попку, похотливый взгляд мог выдать меня и кто ни будь, покачал бы головой: «И этот такой же, а ещё из интеллигентной семьи».

Безусловно, и пример родителей формировал модель общения с противоположным полом, а они не позволяли себе флирта, были подчёркнуто официальны. Разрешить своей сексуальности проявиться я мог только в приватной обстановке родного дома. За то, здесь все барьеры падали, и эротический поток легко подхватывал и уносил меня.

Не помню уже точно с чего началось влечение к маме, в какой-то момент мне стало интересно наблюдать за её переодеванием, это приятно волновало и возбуждало. Нет, она никогда не делала этого открыто, на моих глазах, везло только если дверь в родительскую спальню оставалась прикрыта не плотно. Наверно, в ту же пору я стал заглядывать в ящики с маминым бельём. То есть тогда оно было просто женским, и в этом состояла его притягательность, а не в том, что оно мамино.

Когда переодевалась мама, я так же видел просто женские части тела, очень интересные мне. Приходя из школы, пока дома ещё никого не было, я доставал трусики, лифчики, колготки и комбинации, по долгу разглядывал их, раскладывал на родительской кровати и воображал, что раздеваю одну из двух нравившихся одноклассниц. Фантазии быстро возбуждали, член набухал и удлинялся, я начинал поглаживать и сжимать его, пока не достигался максимальный размер и головка обильно не покрывалась смазкой.

Потом лёгкая стимуляция сменялась мастурбацией всё более интенсивной. Кончал я в заблаговременно приготовленный платок. Очень часто мои фантазии подогревал журнал мод с моделями разной степени наготы. Чем сексуальнее мне казалась модель, тем больших онанирующих движений она