Обыкновенная с виду, достаточно молодая и симпатичная женщина лет тридцати, глядя поверх камеры, сняла с себя одежду, подошла к креслу и легла животом на его поручень, перегнувшись и выставив попу. Через несколько мгновений на нее обрушился первый удар ремня. Видео было снято в обычной квартире, любительской камерой, свет был поставлен плохо... .

Но с первых секунд я догадался, что это - не низкопробная актерская постановка, а настоящая запись из чьей-то частной жизни. После девятого удара женщина начала голосить, и я убавил громкость, а когда сестрица толкнула дверь моей комнаты, уменьшил видео до размеров небольшого окна и повернулся к ней.

На самом деле, Таня вовсе не была мне родной сестрой. Как говорят в народе, седьмая вода на киселе, или - дальняя кузина. Это, как говорили в старые времена, многообещающая степень родства. Тем более, что мы даже познакомились уже почти взрослыми людьми. Мне тогда было пятнадцать, а ей - семнадцать лет. Однако, судьба сложилась так, что мы почти моментально стали близкими людьми. Родители приняли ее как дочь. Мы все время проводили вместе, отлично и много общались, нас уже мысленно сватали друзья и даже родители. Но при всем этом - никакого намека на физическую близость. Душевная - да, мы были друг другу ближе чем кто бы то ни было, поверяли тайны, делились секретами, оказывали "консультации" по психологии противоположного пола, но никогда не позволяли себе никаких вольностей в отношении друг друга. Наверное, это было парадоксально, а уж как смотрелось со стороны. Чего стоило одно то, что мы несколько лет спали под одним одеялом, а зимой, когда было холодно - так и вовсе в обнимку, грея друг друга теплом своих тел! Как бы там ни было, мы действительно были как брат и сестра. Потому я позволю себе так называть Таню на страничках этого повествования.

Татьяна была очень привлекательной девушкой. Высокая, метр семьдесят три, атлетичная брюнетка. Красивые длинные ноги, ни грамма лишнего веса, длинные отливающие синевой черные волосы. Ее несколько портила только небольшая грудь - первый номер. Кроме того, она умела себя преподнести, прекрасно одевалась и потому не имела отбоя от поклонников. Причем не наших ровестников, а знающих себе цену парней лет тридцати. Впрочем, оставим лирику.

"Привет, Андрюшка! Как сегодня дела", - сестрица присела на кровать рядом с моим креслом, и принялась расспрашивать о случившемся за день. Я отвечал ей, завязался диалог, но постепенно ее внимание перешло на действо на экране. С интересном наблюдаю за удивлением, появившемся на сестрином лице. Оно сменяться возмущением, даже отвращением. Но вот в ее глазах появляется интерес, еще совсем несмелый... . И вот уже Таня просит меня развернуть видео на весь экран и сделать звук погромче.

Я делаю. Сестрица сидит возле меня на кровати, а я немного поворачиваюсь к ней на своем вращающемся стуле. На экране ремень продолжает опускаться на беззащитную попку женщины. Меня удивляет ее выдержка - она получила уже не меньше тридцати довольно весомых ударов, весьма болезненных. После каждого она вздрагивает, мелко сотрясается, с губ ее срываются глухие стоны. Но она не кричит, не просит пощады и не делает попытки прекратить экзекуцию. После очередного, вероятно особенно сильного, удара женщина наконец заголосила. Я вновь перевожу взгляд на Таню. В ее глазах уже читается явный интерес. Сестрица провожает взглядом каждый полет ремня, а при раздающемся звуке удара и всхлипе жертвы немножко вздрагивает сама. Из одежды на сестре, по летней жаре, лишь легкий шелковый халатик, гладкая и невесомая ткань которого струиться по ее ногам, выгодно подчеркивая их красоту. Насколько я могу судить по немножко разошедшимся наверху полам - лифчика на Тане нет.

Вдруг шлепки прекращаются, остались лишь всхлипывания выпоротой женщины. Таня смотрит на меня, наши взгляды встречаются... . В ее глазах прыгают бесенята. Похоже, увиденное завело ее посильнее, чем меня! Впрочем, пока что я по-прежнему вижу в ней лишь сестру. Начинаю думать, что случившееся очень хорошо, и радоваться, что видео закончилось, иначе мы, распаленные животной страстью, могли бы дойти до такого, о чем пришлось бы потом жалеть. Но не успел я порадоваться, как Татьяна, протянув руку, указала мне на монитор, а затем кивком головы поманила меня сесть рядом с собой.

Пересев на кровать, рядом с сестрой, я вновь посмотрел на экран, где разворачивалось новое действо. Женщина, встав с поручня и несколько раз покрутившись на месте, продемонстрировала оператору покрасневшую попку и четкий след от деревяшки на животе. Затем она, стоя полубоком к камере, с юношеской гибкостью нагнулась вперед на прямых ногах, и замерла в этой позе, обхватив ладонями свои щиколотки. По опыту зная, сколь трудно даже просто так нагнуться, а не то что зафиксироваться в этом положении, я отдал должное мастерству женщины. Явно занималась гимнастикой.

Неожиданно камера повернулась, и выхватила висящие на стене детские скакалки. Знаете, такие резиновые прыгалки, еще советского производства. Крученый шнур толщиной миллиметров пять, из очень прочной резины. Явно оператор показывал их не просто так. Вот мужская рука протянулась и сняла их со стены. Сложив вдвое, со свистом повертела в воздухе, описав несколько петель. Негромкое: "Ой, мамочка!" я услышал одновременно и из колонок, и от сидящей рядом со мной сестры.

Описав в воздухе несколько свистящих кругов, сложенные вдвое прыгалки обрушились на выставленную попу бедной женщины. Звук шлепка, раздавшийся при этом, превзошел все мои ожидания. Как и высокий вопль истязаемой, вздрогнувшей всем телом и словно бы подпрыгнувшей вверх. Вот второй удар, третий, четвертый - они посыпались, как из рога изобилия, с маленькими паузами. После каждого удара поперек ягодиц оставалась багрово-красная петля около десяти сантиметров длины - след от удара, быстро наливавшейся синевой. Жертва голосила теперь не переставая, она повизгивала между ударами и кричала, получая их. Новый, особенно сильный удар - и орущая женщина с плачем отпускает свои щиколодки и закрывает ладонями горящую огнем попу. Но тут же, получив прыгалками по пальцам, убирает руки вниз, обхватив колени и приняв чуть менее неудобную позу. После еще нескольких ударов, каждый из которых вызывает у жертвы протяжный крик и небольшой прыжок на месте, в экзекуции снова наступает короткая пауза, и я поворачиваюсь к Татьяне.

Ее рот полуоткрыт. На щеках играет яркий румянец, на лбу - легкая испарина. Грудь вздымается в такт глубокому дыханию, ножки с силой сжаты вместе.

А мой взор вновь устремляется на экран, где декорации успели поменяться. Та же женщина прогуливается по лесочку, выбирая прутья, взмахивая ими в воздухе, видимо пробуя на гибкость. Затем она подходит к припаркованной машине и, протягивая пук оператору, кокетливо просит его хорошенько выпороть ее. Мужские руки стягивают с женщины юбку до щиколоток, а затем и трусики - до колен. Она немножко нагибается вперед, касаясь грудью борта старенькой красной "Нивы", и выпячивая насколько возможно попку, берясь руками за рейлинги верхнего багажника. В камере раздается мужской голос: "будешь считать вслух". Это было еще интереснее.

Первую дюжину ударов женщина выдержала твердо, сразу называя цифру. Затем начала постанывать после каждого удара, а перед счетом 21 раздался первый, еще негромкий вскрик. В этот момент я почувствовал Танину ладонь в своей. Новый удар - и сестрины пальчики немножко сжимают мою руку. С каждым ударом это невольное пожатие становится все крепче. Я смотрю только на экран, но чувствую, что сестра потихоньку пододвигается все ближе ко мне. Вот ее бедро уже касается моего... .
Украдкой смотрю на Татьяну. Вот это да! Никогда в жизни не видел настолько заведенной девушки. Губы налились ярко-алым, глаза заволокло поволокой, дыхание глубокое и частое. Прилично разошедшийся халат позволяет мне увидеть, как в такт вздохам вздымается налившая грудь, небольшая, но очень красивой формы. Я и сам был порядком возбужден зрелищем порки, а теперь, взглянув на сестрицу, чувствуя прикосновение ее бедра к своему, мои мысли стали принимать совершенно другое направление...

"Смотри-смотри! Неужели ее еще и вот этим?" - в дрожащем от возбуждения Танином голосе слышалось такое изумление, что я вновь повернулся к монитору. Видимо, с момента той порки прутьями, что мы только что посмотрели, прошло уже несколько недель - рубцы на ягодицах женщины почти полностью зажили, осталось лишь несколько светло-розовых полосок, хотя пороли ее до крови.