...Она шла, почти зажмурившись. Не шла - летела, как метеор, - хотелось толкаться, врезаться, оступиться, упасть под колеса. Ей казалось, что она рассекает воздух со свистом, как ракета. Обида, клокотавшая внутри, оглушалась скоростью, но стоило замедлить ход - и сердце снова ныло, и черный червячок копошился в нем...
Вот и сейчас: на остановке толпа - нет дороги быстрому ходу. Хотелось врезаться в нее, разбросав людей-людишек, как щепки... останавливало только то, что было скользко, и - где-то на краю разума вертелась все-таки мысль: чем же виноваты люди, что Сережка мой - павлин, девчатник, кобель несчастный, красавчик, сволочь, бабник...
- Ы-ы-ы-ы!.. - Валя расплылась от рева... остановилась, пытаясь найти платок. - Прекратить! - скорчила гримасу, злясь на саму себя - плаксу и неженку, вытерлась, гордо вскинула голову. Мы еще посмотрим, кто кого!..
- Девушка... Девушка!.. - Валя только сейчас поняла, что ее окликают. Она в недоумении завертелась, напрягая глаза, мутные от рева, - кому она могла понадобиться?
- Девушка! Хотите поучаствовать в фотосессии?
Валя напряглась, определяя источник голоса, - и перед ней сфокусировался парень, очкастый, насмешливого вида.
- В фотосессии?.. - голос не слушался ее.
- Да. Мы вас будем снимать. Бесплатно. Хотите?
Валя соображала, свыкаясь с неожиданностью вопроса, - и вдруг перед ней возникла мстительная картина: она позирует незнакомым парням, те - бесятся от страсти, желают и вожделеют ее, неприступную царицу, а она - одним движением ресниц приговаривает и спасает, казнит и милует... И Валя выпалила, прежде чем успела подумать:
- Да! Хочу! Хочу!
- Отлично, - Очкарик прищурился и стал похож на китайца, - какой энтузиазм. Вы любите фотографироваться? - Валя не успевала реагировать, а Очкарик продолжал: - Вы нам, кажется, подходите. Кажется!.. Впрочем, сейчас удостоверимся. Пойдем, - он взял ее за локоть и повел к ближайшей двери. Валя успела прочитать замысловатую вывеску: "Арт-Позитиff. Fashion, Фото & Дизайн Sтудио".
Он ввел ее в темный коридор - "осторожно, лестница", - они спустились полуощупью куда-то вниз, повернули, - и вдруг Валю ослепил яркий свет. Они стояли в комнате, состоящей, казалось, из одного света и белых стен. Там Валя увидела двух мужчин - лощеных, богемных, ироничных. Они пристально разглядывали ее.
***
- ...И нам нужна девушка - активная, заводная (Миша стал загибать пальцы), сексуальная, стройная, с гибкой фигурой, с короткой стрижкой. Вы - Миша уткнул в Валю указательный палец - вы нам подходите. Всем, кроме стрижки.
Валя, раздевшись по просьбе "позитиффщиков" до лифчика и колготок, утонула в бездонном кресле против Миши. Она трусила и стеснялась; ей никогда не приходилось сидеть раздетой перед незнакомыми мужчинами и участвовать в фотосессиях. Слезы давно были забыты, и Валя напряженно вникала в ситуацию, пытаясь понять ее. Несколько раз она спрашивала "а что мне делать?" - на что "позитиффщики" ухмылялись и переглядывались.
Наконец, продержав Валю минут десять в унизительном (она считала) неведении, упросив раздеться и обсмотрев со всех сторон, как лошадку, фотограф Миша приступил к сути дела. Валя слушала, прикрыв руками голый живот, и старалась не пропустить ни одного слова. Слушала - а внутри почему-то холодело, как в детстве, когда она играла в прятки.
- Но у меня ведь короткая стрижка, - сказала Валя. Она была подстрижена изящной шапочкой - чуть ниже ушей. Волосы ее были подкрашены глянцево-черным тоном, который очень шел Вале.
- Косте тоже так показалось, - сказал Миша. Костей звали Очкарика, поймавшего Валю. - Но нам нужна ОЧЕНЬ короткая. Совсем короткая. Мы бы с вами и разговаривать не стали, если бы... Если б вы нам так не понравились. – Миша подсел к Вале, безмятежно улыбаясь. Валя напряженно выгнулась...
- Насколько короткая? - спросила она, - под мальчика?
- Еще короче, - сказал Миша и уставился на нее. - Налысо. Иначе говоря - совсем без прически.
У Вали покруглели глаза, - а Миша вдруг запросто, по-хозяйски запустил руку ей в шевелюру и стал ерошить ее - медленно, не без нежности, как сама Валя ерошила порой вихры соседской малышни. Валя вздрогнула, но не протестовала - только сжалась сильней, да глядела, растерянно улыбаясь, на Мишу.
- У тебя волосики мягкие, приглажены ровно... - Миша продолжал ерошить Вале волосы, касаясь кончиками пальцев кожи на голове и спускаясь постепенно к затылку, отчего по Валиному телу побежали мурашки, леденящие, как брызги за шиворот...
- ...Прямо шелк! "У пони дли-и-инная челка, все из не-е-ежного шелка..." Жаль, конечно, брить такую роскошь. - Мишина рука остановилась. - Если хочешь, мы побреем тебе головку. И тогда ты подойдешь нам. Только - если хочешь, конечно. Хочешь? - Миша вдруг коснулся пальцем ее затылка - и провел кривую к ушку, едва скользя кончиком у корней волос, отчего Валины внутренности вдруг ухнули куда-то в холодную глубину. Валя не смогла сдержаться - пискнула, поеживаясь и глядя застывшими взглядом на Мишу.
Прикосновения к коже под волосами были убийственно приятны. Валя помнила это по первой своей стрижке, совсем недавней – когда ее впервые коротко стригли и красили, а она сдерживала распиравший горло ком, стесняясь своего удовольствия... Налысо? Валя вдруг представила себе свою головку - с лысым черепом, голым, как у младенца или куклы, - и горло сжалось от жалости к себе. Вместе с ней вернулась злость: "чем хуже, тем лучше" - думала Валя, представляя, как она покажется лысой Сережке, как он раскроет рот, будто пузырь проглотил... будет ли он любить ее - такую? Или - разведется и уйдет к своему цветнику-девичнику? Черт бы побрал их всех... Валю охватил азарт мести; она уже упивалась горьким торжеством своего будущего безобразия...
- Хочу! - голосок ее прозвенел неожиданно резко, и сама Валя вздрогнула.
- Подумай хорошо! Тебе не жалко твоих волос - таких мягких, таких шелковых? - голос Миши звучал глумливо-сочувственно. Валя разозлилась - что ее, за маленькую держат тут? ей уже 19, она студентка, замужняя женщина, в конце концов, - сбросила Мишину руку со своей головы и крикнула еще звонче:
- Нет! Не жалко! Брейте!
- Ого. Ну тогда пошли. - Миша перемигнулся с "позитиффщиками" и протянул руку Вале...
***
Машинка жужжала, безжалостно выбривая на Валиной макушке лысую полосу. Холодок машинки отзывался холодком в сердце и мурашками по телу. Валя смотрела в зеркало глазами, полными слез... при этом ее переполняло азартное, злое озорство - "вот вам всем!" А прикосновения машинки были приятны до дрожи... Она злорадно смотрела, как лысая полоса становится шире, а сбритые волосы прядь за прядью безжизненно падают вниз... вот она, Валя, превращается в лысого профессора с черными космами по бокам, вот - в ободранную куклу, вот - в бритого призывника с пухлыми, жалостливыми губками... Она понимала, что нет пути назад, и от этого ее подмывало жутковатое удовольствие.
Наконец последняя прядь упала на пол, с Валиных плеч сняли полотенце, потом взяли блюдечко, помазок - и, прежде, чем она сообразила, что происходит, ее свежая лысина вдруг покрылась слоем крема, как торт - взбитыми сливками. Прикосновения помазка к коже на голове, непривычно чуткой, были мучительно-приятны, почти невыносимы, и Валя тихонько подвывала, вцепившись в подлокотники. Она смотрела в зеркало на лысое существо, покрытое колпаком взбитых сливок, и дрожала от ужасной и сладкой непоправимости происходящего. Потом по ее голове стали водить бритвенным станком, снимая щетину - точно так, как она делала это со своими ногами. Потом - стерли полотенцем остатки крема, протерли лысину ("полируют!" - подумала Валя, горько усмехнувшись), а потом - "вуаля!" - артистично сняли платок...
Из зеркала на Валю смотрело розовое, как ребенок, существо - трогательное, с распахнутыми глазками-блюдцами, пухлым ртом, ушками, торчащими, как у свинки, и - невероятно, но Вале пришлось признать это - ужасно милое. Симпатичность розового чудика из зеркала была настолько неожиданной, что Валя на мгновение перестала верить, что ЭТО - она, Валя, - и стала щупать себе голову. Чудик немедленно принялся делать то же самое. Гладкая, полированная кожа под пальцами вместо волос была странно непривычной, и Валя охнула.
- Что, нравишься себе?