Мой первый мальчик Лео.
Мы остановились на вилле Le’ Antre на берегу Лазурного моря у папиного коллеги по IGPE (Le groupe international de la protection de l'environnement) профессора D’André Booze. Мы сидели на веранде и, глядя на великолепный закат солнца, он спорил с отцом по поводу возраста начала сексуального влечения у молодежи, а его N летний сын, Leo Booze, терся о мое колено, что бы я заметил его возбужденное состояние. Профессор приводил в пример инфантильность своего сына, в то время. как Лео, незаметно для отца, расставлял ножки, что бы мне было удобнее просунуть руку в штанину его шорт и там гладить его одеревеневшую плоть с едва вылупившимися яичками. А все потому, что четыре часа назад, купаясь в их бассейне нагими, мы заигрались с Лео. Считая меня почти своим ровесником, он был поражен, увидев аккуратную прическу вокруг моего точеного члена. Его безволосое чудо торчало еще до того, как мы вошли в воду. И я, по словам Booze старшего, «столь же неопытный мальчишка», прямо там в бассейне насадил его сына на свой «неокрепший отросток». Лео согласился все стерпеть с одним условием, что бы я показал, как из меня будет вылетать струя.
Я сдержал обещание, и он, явно уставший от моей долбежки в его попку, заворожено смотрел на, вылетающую из моего члена, сперму. На то, как, сворачиваясь в прозрачной воде в сгустки, она медленно оседала на дно бассейна
Отец спорил не сильно. Поглядывая краешком глаз на действия подростка, он явно посмеивался в душе над незадачливым французом.
Сейчас Лео известный писатель – абсурдист, и, как теперь принято в их кругах подчеркивать, с традиционной ориентацией. Его книга «La réflexion dans l'eau stagnante» вызвала переполох в традиционном мире. Он посвятил ее двум своим дочкам и одному старому другу.
Ты устал, зайчонок. Я положил в твою новую курточку оставшиеся 200 крон, они пригодятся тебе. А пока ты спишь, прижавшись к моему плечу и закинув на меня свою ногу, я боюсь пошевелиться. Я тебе говорил, что у тебя красивые ноги?
Серж не мог ими похвастаться. Ваша долбаная перестройка отбросила его на самое дно общества, обобрав до нитки. Пьяный, он задохнулся в подушке на том самом диване, где когда-то встретились под голубоватой тканью кальсон наши эрегированные члены. Где, после Ленинграда, мы проводили встречи, загоняя по очереди свои гарпуны, друг в друга. Скорее всего, наша любовь была для него первой и последней. Поэтому он так торопился насытиться, предлагая себя или уговаривая меня, впустить его.
Я люблю смотреть на спящих мальчишек. Во сне все дети прекрасны. Но мальчишки прекрасней в тройне.
Просыпайся, малыш! Скоро мой самолет.
Посмотри, как я теку, взнузданный твоим пробуждением.
Ты не спишь, но еще не проснулся. Укладываясь, между твоих раздвинутых ног, я подкрадываюсь к твоей дырочке. Я раздвигаю розовое колечко упругой головкой. Ты пукнул спросонья так звонко. Не расстраивайся. Видишь, ты даже не заметил, как я оказался в тебе.
Нежно и плавно я начинаю танец жизни. И раз – и два.
Я еще могу останавливаться в твоей теплой маленькой норке, что бы ощутить дрожь возбужденных мышц, насладиться запахом разогреваемого тела. Теперь ты проснулся. Ты вовлекаешься в этот процесс. Ты подставляешь мне свои ушки, и я втягиваю по-очереди эти душистые мочки своими иссохшими губами. Как легко твои руки обхватывают мою шею. И раз, и раз.
Мы прошли больше половины. Мои ногти впиваются в твои плечи, чтобы подтянуть тебя к себе поближе или самому продвинуться дальше, чем позволяют наши лобки. Ох, это неуемное желание – быть глубже. Иногда, приподнимаясь над тобой на локтях, я вижу, как течет из открытой головки млечный сок, перемешиваясь с капельками пота, выступившими на расслабленной поверхности живота. Почувствовав свободу, маленький дружок подскакивает к верху, но тоненькая ниточка уже не рвется, раскачиваясь вслед за головкой. Раз, раз, раз.
Я понимаю, к чему ты клонишь, проталкивая своего любимчика между жерновами наших тел. Мне, наверно, слышится этот надсадный призыв, идущий откуда-то в такт. Еще, Еще.
Правой рукой я обхватываю одуревший ствол юного петушка, что бы оттянуть на нем крайнюю плоть до конца, пока тянется соединительная уздечка. И моя уздечка звенит от заметного учащения ритма. Ух, ух, ух!
Ладонью чувствую зарождение волны у самого основания. Ну! Ну! Ну!
Время остановилось. Или просто замедлилось. Так отчетливо наблюдаю продвижение волны по всему пещеристому телу. И-и-и…
У самой головки происходит затор. Моя ладонь расступается под нарастающим давлением. Ах!
Кричи, кричи, малыш! В этом отеле толстые стены. Я знаю, как это хорошо, разряжаться живительным потоком молодой спермы. Да. Да. Давай!
Головка моего поезда мчится в темном тоннеле. Мои котлы-яйца уже получили необходимый запас, мозг дал команду простате открыться. Здесь должен быть обрыв. Еще миг. И… у-у-у!
Тебе горячо. Позволь, я буду тебя целовать, пока пульсируют наши члены. Я хочу…
Кто-то стучится в нашу дверь. Возможно, это прислуга отеля. Как не вовремя. Я еще истекаю. Мне так не хочется выходить из тебя, малыш.
-Откройте, полиция!